Дурак российский, ненаглядный

admin Ср, 02/10/2016 - 10:32
"MM" № 12\123 2015, с.70
 
Емеля лежит на печи, а потом женится на царской дочке. Иван-дурак «не чистит и не холит» лошадей в монаршей конюшне и тоже женится на царской дочке. В князя Мышкина, который с детства страдает «нервной болезнью», влюбляется Настасья Филипповна. Почему на Руси любят недотеп и «спокон веков нет суда для дураков»?

 

Дуракам – всегда счастье. Даже в Китае. Только там это называется «дао неделания». «Существует практическая неразличимость между универсальным пофигизмом Емели и мудростью дао, – пишет в своей книге “Чжуан-цзы и даос Емеля” философ Александр Секацкий. – Ровный и свободный становится безмятежным и безразличным. К ровному, свободному, безмятежному и безразличному не вторгнутся ни горе, ни беда, поэтому свойства его целостны и разум не страдает <…> …в книге Чжуан-цзы есть целая теория бесполезности, глубоко продуманная и не имеющая аналогов в других философских системах».

Все знают, как полезно быть полезным, но никто не знает, как полезно быть бесполезным. Дерево растет, и его срубают на дрова. Ягода зреет, и ее кладут в варенье. Человек учится воевать и идет на войну. Емеля не делает ничего, и его не используют. Выходит, наш дурак – философ? Именно так.

 

– Только в русской культуре существует различие между «истиной» и «правдой», – говорит известный петербургский психоаналитик Дмитрий Ольшанский. – Только для русского человека истина не всегда правдива, законы разума не всегда верны, а поступать согласно принципам рассудка не всегда правильно. Примером такого поведения и является русский дурак. Он вовсе не олигофрен, не человек с низкими когнитивными способностями, скорее, это человек, не вписывающийся в массовые представления о разуме, живущий по своей собственной правде и со своей системой координат. Часто это человек смекалистый, обладающий развитой интуицией, умеющий подмечать детали, которые ускользают от взгляда «умных», и на основании этих данных умеющий принимать правильные решения. Дурак более успешен именно потому, что не доверяет шаблонам поведения и не опирается в своих поступках на здравый смысл. Именно поэтому, с точки зрения массового обывателя, он выглядит дураком.

 

Кого же называли дураком на Руси? Однозначного ответа нет, а вот версий – множество. Одни полагают, что слово произошло от латинских корней, обозначающих некий деревянный предмет, нечто «твердое». Другие – что «дурак» обозначает третьего сына (вспомним про Иванушку, который всегда третий и всегда дурак). Некоторые, впрочем, убеждены: дурак – это четвертый сын. Первый – первак, второй – вторак, третий – третьяк, четвертый – дурак, то есть другой, следующий (может быть, именно в значении «другого», не такого, как все, а вовсе не глупого, дурак и предстает нам в русских сказках?). С этой гипотезой перекликается другая: дураками будто бы часто называли маленьких детей, чтобы отпугнуть от них злых духов, это имя считалось оберегом. Принцип такой: чем неказистей прозвище, тем меньше чертовщины покусится на дитя. Имя Дурак встречается в церковных книгах XIV–XV веков, и лишь с XVII века слово стало значить то же, что сейчас, – глупый человек.

И снова вопрос: что есть глупость? Отсутствие ума. А что есть ум? С одной стороны, это энциклопедический интеллект: катет короче гипотенузы, а Волга впадает в Каспийское море. С другой – знания, которые формируют мировоззрение и подход к жизни. Именно этот тип ума и развит у нашего «дурака».

 

Полагаете Иванушку-дурачка чисто русской находкой? Как бы не так. Образ недотепы популярен и в европейском фольклоре. Ханс-дурень у немцев (кстати, даже имя Ханс или Иоханнес – «родственник» русского Ивана), Пьетро-дурак у итальянцев, Жан-идиот у французов. Как и русские, европейские дурачки – третьи сыновья в своей фамилии и успешные женихи королевских дочек.

Дурак, он же шут, – вообще одна из самых архетипичных фигур для многих народов. Это персонаж, соединивший в себе черты настоящего умалишенного с тем, кто только притворяется им. Часто это тип обличителя предрассудков, истинной глупости и злобы человеческих душ. В литературе – шут Шекспира, бравый солдат Швейк Гашека, в музыке – Парсифаль Вагнера, в современном кино – Форрест Гамп Уинстона Грума, Джим Керри в роли Стенли Ипкиса в комедии «Маска» и т. д.

Считается, впрочем, что никому так не люб образ дурака, как русскому народу.

 

 

 

 

 

– Я был бы осторожнее и не употреблял бы выражений типа «культ дурака» применительно к нам, русским, но определенная притягательность в этом образе, несомненно, есть, – считает философ Константин Зайцев. – Во-первых, дурак – это особый вид нестяжателя и простофили, который не использует данное ему в корыстных целях, а то необходимое, что ему нужно для счастья, получает даром, само собой, просто делая то, что ему хочется. Показательна в этом отношении недавняя история с «лучшим кондуктором России» – персонажем очень добродушным и трогательным. Во-вторых, дураком на Руси зачастую приходится прикидываться, чтобы совесть не потерять, а то и голову. Что бы ни заставили делать деляги или начальство, сами они потом выкрутятся, а отвечать исполнителю, то есть «дураку». Вот тут совесть соврать и не даст. В обоих случаях дурак противопоставляется делаку, прохиндею, которые обставляют дела только себе на выгоду. Собственно, оснастка в виде дурака русскому человеку и нужна, чтоб не потерять душевной простоты, которая сама к счастью выведет.

 

И все-таки дуракам у нас – счастье. Таков пресловутый русский менталитет. Но откуда он взялся? Понятно откуда – из географии. Суровой, русской. С мертвецки холодной зимой и испепеляющим летом, безнадежной осенью и страстной весной. Так же противоречив и русский характер.

Колыбелью российского этноса считается центр Евразии – равнина, обдуваемая всеми ветрами, засыпаемая снегами, не защищенная ни с востока, ни с запада. Здесь нет ни гор, ни морей, которые останавливали бы заморских «супостатов». Единственный путь – занять как можно больше места. Огромную территорию, в которой увязали бы любые «басурмане». Все это, по мнению географа и исследователя русского менталитета В. М. Волынкиной, породило так называемый интровертивно-эмоциональный тип психологии. Когда медленно запрягают, но быстро ездят, когда в тихом омуте – черти.

Проживая там, где зима длится полгода, русские выработали в себе недюжинную силу воли и редкое упорство в борьбе за выживание («что русскому хорошо, то немцу – смерть»). То же, впрочем, повлияло и на наш темперамент. Русские более меланхоличны и медлительны, чем «горячие» южные европейцы.

Добавьте к российским морозам скупость местной природы вообще и спасительное натуральное хозяйство во времена иностранной интервенции. Вы получите тягу русских людей к земле (вместо эффективного товарного хозяйства), привычку к патернализму (вместо самостоятельности), неприхотливость и неизбалованность (вместо высоких материальных запросов), терпение и послушание (вместо отстаивания своих интересов).

Но не забудьте приправить национальное «блюдо» практической направленностью ума и ловкостью – по тем же самым причинам. Своенравие климата заставило нашего человека рассчитывать на «великорусский авось», противопоставляя капризам природы капризы собственной отваги. Совсем как Иванушка-дурачок.

Жить в таких условиях, понятное дело, можно, но с неисчерпаемым оптимизмом. Что и оставалось русскому человеку. Именно эта национальная черта угодила в первую строчку рейтинга среди опросов россиян, проведенных журналом Reader’s Digest в 2001 году. Оптимистами объявили себя 51 % граждан России, пессимистами – лишь 3 %. В 17 других европейских странах в числе лидеров оказались постоянство и предпочтение стабильности.

А еще на менталитет влияет ландшафт. Вечные равнины породили в русских созерцательность, наблюдательность, вдумчивость, сосредоточенность и рефлексию. И феноменальную лень, сочетающуюся с феноменальным же трудолюбием (опоздать на работу, но задержаться допоздна). Выкрутасы погоды приучили не загадывать, обращать взор больше в прошлое, а не в будущее, быть осмотрительным, а не предупредительным, замечать следствие, а не ставить цель, выходить на прямую дорогу окольными путями. Русский человек стал крепок «задним умом». Еще черты нашего героя.

 

За 57 лет покорения Сибири Ермаком до выхода Ивана Москвитина к Тихому океану Россия присоединила к себе 10 млн (!) км². Сравните: Колумб «удружил» Испанской империи всего 2777 тыс. км² (и то если считать Карибское море сушей), Эрнан Кортес – 2067 тыс., Франсиско Писарро – 1285 тыс.

Централизация породила в русском человеке веру: управлять этой бесконечностью может лишь божественное создание. А значит, этот Кто-то видит и правит всем и вся, так что думать самому не надо. Так появилась беспечность.

«Русская душа ушиблена ширью», – писал философ Николай Бердяев. Широта местных полей прямо пропорциональная широте русской души. Она легкомысленна и не бережлива (зачем беречь эту ширь – вон ее сколько). «От чувства, что наши богатства обильны и щедры, в нас разлита некая душевная доброта, некое органическое, ласковое добродушие, спокойствие, открытость души, общительность… всем хватит, и еще Господь пошлет», – пишет в своей работе «О России» русский писатель и философ Илья Ильин. Вот откуда великодушие русского человека.

 

 

Был и еще один фактор – православие. Оно взрастило вечную жертвенность нашей культуры, всепрощающую доброту. Отсюда и некоторая «женственность» русской души – опора на чувства, а не на разум. Жизнь по настроению, а не по дисциплине, смена его в какой угодно момент и реакция «плачем» и стонами на последствия такого поведения.

А еще наш человек верит в добро, которое победит зло. Не сегодня, так может завтра или в другой жизни. Но обязательно. Непременно. Кто-то. Но не я лично. Позиция нашего человека – безответственная. Может быть, поэтому нам так дорог образ Емели, который все получает «по щучьему веленью», лежа на печи?

Taxonomy upgrade extras: