✅ ИВАН — БЫКОВ СЫН. Был-жил царь. У царя была жона хапторка. Царь старается...

✅ ИВАН — БЫКОВ СЫН. Был-жил царь. У царя была жона хапторка. Царь старается...

✅ ИВАН — БЫКОВ СЫН

Был-жил царь. У царя была жона хапторка. Царь старается,
ничего не рожается. Стали посылать царя кутпонщикам, — рыбку
ловят, так не попадет ле рыбка, золота-головка. Царь пошел
на море. А на море тбнщики тоню бросить хотят. Царь купил
тоню за сто рублей. Тоню вытянули, золотой-головки рыбы
нет. Другу тоню бросили.
— Цё стоит ваша тоня?
— Наша тоня — двести рублей.
Царь и выдал двести рублей рыболовам. Тоню вытянули,
золотой-головки рыбки нет. И третью тоню бросили.
— Цё стоит ваша тоня?
— Наша тоня — триста рублей.
Царь дал триста рублей. Третью тоню вытянули, и попала
рыбка золота-головка.
Взял этот царь золоту-головку рыбку, понес домой и отдал
царице. Царица отдала служанке. Служанка клёск охити-
ла и вымыла, а помои отдала быку. И сварила рыбку. Царица
наелась досыта и служанка наелась досыта. Долго ле, коротко
ле царица стала брюхата. И служанка стала брюхата. И бык
стал брюхат. После этого, знаешь, они принесли все в один
день. Царица принесла парня, и служанка парня, и бык парня.
Окрестили всех Иванами: Иван-Царевич, Иван-Дёвий, Иван-
Быкович. Они растут не по годам, а растут по месяцам. Год про392
живут, будто десять прошло. И стали со робятами гулять ходить.
Какого парня возьмут за руку — руку сорвут; возьмут за голову —
голову сорвут. Вот и стали все царю жаловаться. И пошли робята
в цисто-поле, и пришел к им старик и говорит:
— А что, Иван-Царевич, Иван-Девий, Иван-Быкович, куды
путь держите?
— Мы пошли по цисту-полю искать поединщиков.
— Вы пешком не ходите, просите у царя коней, поезжайте
по дороге вдоль. Пойдет дорога надвое: по одной кони не будут
живы, а по другой сами не будете живы.
Они и воротились, пошли к царю коней просить. Царь послал
их к конюху. Ну, они пришли к конюху. Он привел их в одну ко-
нюшну... Стали коней выбирать, не могли выбрать. Во второй конюшне
Иван-Девий выбрал себе коня. Третью конюшну открыли,
Иван-Царевич выбрал себе по силе лошадь. А Иван-Быков
на каку лошадь руку положит, конь и падает с ног. Запряглись
Иван-Царевич да Иван-Девий, а Иван-Быков пошел пешком.
Пришли к кузнечю. Стоит кузня о трех верстах.
— Куй, кузнечь, сто пудов палицу.
Сковал кузнечь сто пудов палицу. Иван-Быкович бросил
палицу — одва видать. Иван-Быкович подсунул руку под палицу
— рука не пошевелилась.
— Куй, кузнечь, двести пуд палицу.
Сковал кузнечь двести пуд палицу. Бросил палицу Иван-
Быкович — падат палица обратно, подсунул руку под палицу
— рука не пошевелилась.
— Куй, кузнечь, триста пуд палицу.
Сковал кузнечь триста пуд палицу. Иван-Быкович на ули-
цю вышел, бросил палицу под облака — невдолге же летит
палица обратно. Иван-Быкович подсунул руку под палицу —
одва на-земь не уронил.
И вышли они на улицю. Иван-Царевич и Иван-Девий на
конях поехали, а Иван-Быкович пешком пошел. И доехали они
до росстани, и на росстани камень и написано: «В правую сторону
пойдете — кони сомрут, в леву пойдете — сами сомрете.
И поехали по левой дороге, и приехали к реки. Через реку
железный мост стоит. Иван-Быкович и говорит:
— Братья, кто по железному мосту ездит?
Сделали за три версты шатер. Жеребий бросили, кому караулить
мост. Пал жеребий Ивану-Девьему. Обулси он, оделси и пошел
караулить мост. А Иван-Царевич спит, как порог
шумит. А Ивану-Быковичу не спится, не лежится, в головах
подушечка вертится.
Пошел он на мост. Там Иван-Девий спит, как порог шумит.
Взял его и положил под мост, сам сел караулить. Вдруг шум
великой, мост дребезжит, вода колышется. Едет Поганое До-
лище о трех головах, кажна голова своим ясаком поет:
— Дунь, Иван-Быкович, на цисто-поле.
— Нет, ты дунь на цисто-поле, у тебя три головы, всяка на
свой ясак поет.
Дунул Поганое Долище — на три версты пёнья-корёнья сгорело.
Поганое Долище на свою работу смотрит-любуется. Под-
скоцил Иван-Быкович, срубил три головы, под мост бросил.
Утрех спрашивают Ивана-Девьего:
— Кто ходит, кто ездит по железному мосту?
— А тихо-тихо, никто не ходит, никто не ездит, волос не
шелохнется.
На другой день идет Иван- Царевич караулить. Иван-Девий
спит, как порог шумит. Ивану-Быковичу не спится, не лежится,
подушка под головой кочерйтся. Встал, пошел на мост. На
мосту Иван-Царевич спит, как порог шумит. Взял его Иван-
Быкович под плечи, снес под мост, сам сел караулить. Вдруг
земля дрожит, мост дребезжит, вода ходуном ходит. А ведь это
снова едет Поганое Долище шесть голов, всяка голова своим
ясаком поет.
— Дунь, Иван-Быкович, в цисто-поле.
— Ты, Поганое Долище, дунь в цисто-поле. У тебя шесть
голов, всяка своим ясаком поет.
И дунул Поганое Долище на шесть верст — пёнья-корёнья
пожегло, земля сомлела. Оборотился он и смотрит. Под-
скоцил Иван-Быкович, срубил шесть голов, под мост бросил.
Ивана-Царевича под плечи взял, на мост положил.
Утрех его и спрашивает.
— Кто ходит, кто ездит по железному мосту?
— Никто не ходит, никто не ездит, не шумит, не дышит
и волосом не веет. Никого не видал.
Оттуль день прожили, караулит Иван-Быкович. Дал он им
карты и в чашу нож положил и свечу поставил.
— А вот, братья, когда из этого ножика кровь потечет, тогда
бежите на мост.
Сел Иван-Быкович караулить. Вдруг шум стал, идет Поганое
Долище о девяти головах, всяка голова на свой ясак поет.
— Дунь, Иван-Быкович, на цисто-поле.
— Сам дунь, Поганое Долище, у тебя девять голов, всяка
на свой ясак поет.
Дунул Поганое Долище — пёнья-корёнья на девять верст
сжег. Подскоцил Иван-Быкович, восемь голов ссек, а девята
голова осталась. Они схватились и тут начали бороться и по
масляну костку в землю ушли.
— Дай, Поганое Долище, левой сапог разуть.
Дал Поганое Долище сапог разуть. Разул Иван-Быкович
сапог и бросил его в шатер. Не долетел сапог. Бьются они, дерутся
они, по сами оборины в землю осели.
— Дай. Поганое Долище, правой сапог разуть.
Дал Поганое Долище правой сапог разуть. Кинул Иван-
Быкович сапогом в шатер. Вскоцили Иван-Царевич и Иван-
Девий. Полна, видят, чаша крови с острия ножа капает. Вскоцили
они на мост. Стали Поганое Долище боровать. Бились-
рубились, по пояс в землю ушли. Убили Поганое Долище, голову
под мост кинули, железный мост обкараулили. Ну, долго
ле, коротко ле, поехали по дороге вдоль. Стоит дом троетаж-
ный. Приехали к дому, Иван-Быкович овернулся мурашком,
зашел в избу, сидит на порожке. Старуха лежит на печи, нос до
потолку. И пришла невестка трехголового и горько плачет.
— Матушка, матушка, убил Иван-Быкович твого любимого
сына, моего жалимого мужа.
— Молчи, молчи, деточка, овернись ключевой водой в ци-
стом поле, придут Иван-Быкович с братьями, захотят напиться
— рбзорвет-рбстреснет.
Тут приходит вторая невестка, шостиголового, плачет:
— Матушка, матушка, убил Иван-Быкович твоего любимого
сына, моего жалимого мужа.
— Не плачь, не плачь, деточка, овернись в цистом поле
сладкими ягодками, приедет Иван-Быкович с братьями, поист
сладкие ягодки — рбзорвет-ростреснет.
Прибежала третья невестка, плачет:
— Матушка, матушка, убил Иван-Быкович твоего любимого
сына, моего жалимого мужа.
— Не плачь, не плачь, деточка, обернись в цистом поле золотой
кроваткой, пуховой периной, шелковой подушецкой.
Приедет Иван-Быкович с братьями, захоцет отдохнуть, лёгет
на золоту кровать — рбзорвет-рбстреснет.
Иван-Быкович вышел на улицу, к братьям пришел и поехали
по цисту полю. И бежит ручеек. Так хотят напиться Иван-
Царевич и Иван-Девий! Прискоцил Иван-Быкович, тюкнул
ключеву воду — овернулась женщина, ей голову ссекли. Поехали
дальше. Рассыпались сладки ягодки. Так хотят Иван-
Царевич и Иван-Девий ягодков поесть! А Иван-Быкович
прискоцил, тюкнул ягодки — овернулась женщина, и ей голову
срубили. Стоит на цистом поле золота кровать да пухова перина,
да толкова подушецка. Захотели Иван-Царевич да Иван-
Девий лёгти. А Иван-Быкович подскоцил да тюкнул кровать
— овернулась женщина, ей голову ссекли. Вот они и поехали
во свою землю.
Ехали-ехали, услыхал Иван-Быкович, едет сзади больша
погона. Он и говорит:
— Братья, слышите ле, погона сйльня, понуждайте своих
коней.
Погонйли коней сколько могут, а Иван-Быкович бежит
с ними наравне. Доехали они до железной кузни. Тут налетела
старуха и говорит:
— Отдай, кузнечь, мне Ивана-Быковича на один глоток.
А Иван-Быкович говорит:
— Скуй, кузнечь, три прута — оловянный, медный и золотой.
Кузнечь сковал три прута и говорит:
— Пролизни, старуха, железну дверь, отдам тебе Ивана-
Быковича.
Она челюсти растворила, а он захватил щипцами за язык,
да давай ей хвостать железным да медным прутом. Железный
да медный прут весь изломал, исхвостал, оловянный не рвется,
не ломается, только гнется.
Старуха овернулась лошадью. Иван-Быкович заскбцил на
лошадь, три раз объехал кругом городу. Оттуль приехал к кузне
и видит, едет старец на хромой лошади.
— Что, Иван-Быкович, будем с тобой приедаться. Если
я тебя оставлю, я тебе свою лошадь дам, если ты меня оставишь,
ты мне свою кобылку дашь.
Они и поехали. Иван-Быкович вперед полетел, а стар-
ця одва видать. А обратно стали поезжать, Иван-Быкович
погонйл кобылку, да старец на хромой лошади оставил Ивана-
Быковича на версту. Ну, старец и взял кобылку, и привел домой
и привесил на конеки задними ногами одва в землю сты-
каетеся. Иван-Быкович пошел к старцю, а у старця лошадь
повешена за конек. И вышел старец на вулицу.
— Ну, что же, Иван-Быкович, жалко тебе кобылку?
— Жалко ле, нет, а как говорено было, так и есть.
— Если ты мне-ка достанешь Елену Прекрасну за тридевять
царств, отдам тебе кобылку.
Ну, и пошел Иван-Быкович за тридевять царств. Выскоцил
Ярыжко — тонёнька ножка, золотой колпачок, лоб залощил,
глаза вытаращил.
— Здравствуй, Иван-Быкович.
— Здравствуй, Ярыжко.
— Принимай товарища.
— А в чем Ярыжко горазд?
— А в ложке людей за море возить.
— Таки люди надобны. Пошли дальше. Выскоцил Ярыжко
— тоненька ножка, золотой колпачок.
— Здравствуй, Иван-Быкович.
— Здравствуй, Ярыжко.
— Принимай товарища.
— А в чем Ярыжко горазд?
— Горазд свататься.
— Таки люди надобны.
Пошли дальше. Выскоцил Ярыжко, лоб залощил, глаза
вытаращил.
— Здравствуй, Иван- Быкович.
— Здравствуй, Ярыжко.
— Принимай товарища.
— А в чем Ярыжко горазд?
— В байне мыться.
— Таки люди надобны.
Пошли дальше. Выскоцил Ярыжко — тоненька ножка, золотой
колпачок.
— Здравствуй, Иван-Быкович.
— Здравствуй, Ярыжко.
— Принимай товарища.
— А в чем Ярыжко горазд?
— С места на место людей переносить.
— Таки люди надобны.
Пошли дальше. Выскоцил Ярыжко, лоб залощил, глаза
вытаращил.
— Здравствуй, Иван-Быкович.
— Здравствуй, Ярыжко.
— Принимай товарища.
— А в чем Ярыжко горазд?
— А хлеб есть.
— Таки люди надобны.
Пошли дальше. Выскоцил Ярыжко — тбненъка ножка, золотой
колпачок.
— Здравстуй, Иван-Быкович.
— Здравствуй, Ярыжко.
— Принимай товарища.
— А в чем Ярыжко горазд?
— А вино пить.
— Таки люди надобны.
Пошли дальше. Выскоцил Ярыжко, лоб залощил, глаза
вытаращил.
— Здравствуй, Иван-Быкович.
— Здравствуй, Ярыжко,
— Принимай товарища.
— А в чем Ярыжко горазд?
— Воду пить.
— Таки люди надобны.
Пошли дальше. Выскоцила баба — две версты зад.
— Здравствуй, Иван-Быкович.
— Здравствуй, старушка.
— Принимай товарища.
— А в чем старушка горазна?
— А горазна я, старушка, за тридевять морей, за тридевять
земель в три цаса бегать.
— Таки люди надобны.
Выскоцил Ярыжко — тоненька ножка, золотой колпачок.
— Здравствуй, Иван-Быкович.
— Здравствуй, Ярыжко.
— Принимай товарища.
— А чем Ярыжко горазд?
— Ступу пестом гужу.
— Таки люди надобны.
Пошли дале. Выскоцил Ярыжко, лоб залощил, глаза вытаращил.
— Чем горазд, Ярыжко?
— А звезды считать.
Пошли дальше. Выскоцил Ярыжко — тоненька ножка, золотой
колпачок.
— Чем горазд, Ярыжко?
— Кремешком стрелять.
Пошли дале. Выскоцил Ярыжко, лоб залощбл, глаза вытаращил.
— Чем горазд, Ярыжко?
— Чо ле падат, на землю не уронить.
Шли-шли, к морю пришли. Ярыжко ложку вытащил, сделался
кораб. Поплыли за тридевятое царство к королю.
— Где Ярыжко, свататься удалый?
Ярыжко свататься стал к Елене Прекрасной. А король говорит:
— Неумыты пришли свататься. Надо в байне помыться,
тогда можно свататься.
Ну, трое суток топили железну байню. За пять сажон не
дойти, такой жар.
— Где Ярыжко, в байне мыться удалый?
Ярыжко в один угод пнул, в другой пырнул, байня
закуржавела.
— Це ле, — говорит, — байню холодно топите. Где Ярыжко,
свататься удалый?
Стал Ярыжко свататься. А король говорит:
— Как свататься, гости заморские, наперво отдохнуть надо.
Завели их в овин, замкнули и с улицы огнем зажгли. Четвертый
Ярыжко, где сгорело, тут и перенашивает. В пеплу,
только ухудились. К утру они вставают, пепел вытрясают.
— Грязно у вас спать, — говорит. — Где Ярыжко, свататься
удалый?
Король говорит:
— Так не сватаются. Сколько можете со всего города хлеба
съесть, тогда девку отдам.
— Где Ярыжко, хлеб есть удалый?
Пятый Ярыжко каравай за караваем мечет. Хлеба не хватило,
еще просит. Вси хлеба подъели.
— Где Ярыжко, свататься удалый?
Ярыжко сватается, а король говорит:
— Так просто не сватаются, а сперва надо выпить, сколько
в городе сороковок в лавках есть.
Собрали все сороковки, а шестой Ярыжко, — буль-буль-
буль, все посудины опорожнил и еще просит.
— Где Ярыжко, свататься удалый?
Ярыжко сватается, а король говорит:
— Если вы, сколько есть в колодцах, воду всю выпьете, так
и доцерь отдам.
Седьмой Ярыжко вси колодцы выпил и пошел на реку,
реку глушить. Король говорит:
— Пожалуй, реку глушить не надо. С цего мы пить будем?
Придется доцерь отдать, если только из тридевятого царства
сундук с платьем в три цаса доставишь.
Выскоцила старушонка, полётила, сундук достала, назад
полетала, да охота стала отдохнуть. Села на двухверстну жопу
и заспала. Вот три цаса доходит, старухи нет. Девятой Ярыжко
ступу пестом гужнул, старуху в жопу ударил. Села старуха
и проспалась. Полётила быстро, аккурат во-время прилётила,
сундук предоставила. Король доцерь и отдал.
Сели они в кораб и побежали церез море. Ночью королева
вышла из корабля и полетела звездой на небо. Вышел десятый
Ярыжко, стал звезды считать. Считал-считал, одну лишню насчитал.
Вышел одиннадцатый Ярыжко, из ремня кремешок
бросил, в звезду попал. Звезда полетела на-земь, а двенадцатый
Ярыжко подхватил на лету и сдал Ивану-Быковичу.
Идут они дальше. Де море — в ложке переедут, де земля —
пешком перейдут. Дошли до того места, де Ярыжки взелись.
Ярыжки там и оставаются. А они дальше пошли. Елена Прекрасная
и говорит:
— Когда бы ты по мнё сваталси, я бы за тебя пошла, а ты
меня за старицка сватал, молоду-то девушку. Сейцас придем
к ему, а у него яма копана, бревна на ей положены, ёра да трава
яму кроют. Он и скажет: «Давай, пройди по этому месту, товда
Елену Прекрасную возьмешь за себя». А ты скажи: «Сам тута
пройди». А как станет он насередь ямы, ты бревно-то ногой пошевели.
Ну, пришли они к этому старику. Он стоит на прямой дороге
и говорит:
— Иван-Быкович, пройди по этому месту, Елену Прекрасную
возьмешь за себя.
А Иван-Быкович и говорит:
— Нет, ты пойди по этому месту, своей невесте стрету. Стал
старицок походить. Дошел до середины. Иван-Быкович бревно
ногой пошевелил. Пал старицок в яму, а в яме прутья железные
с перстьё стоят. Он тут и кончился. Они взели его всяко
добро и золото и весь живот, и его сожгли, и весь дом сожгли,
и кобылку сожгли, и все забрали и пошли в свой город. И там
обвенцёлись, и стали жи