АЛЕКСАНДР ШИРВИНДТ *Опережая некролог*. ( о возрасте и о себе). "...Сейчас...

АЛЕКСАНДР ШИРВИНДТ *Опережая некролог*
( о возрасте и о себе)

"...Сейчас постановили, что нужно очень внимательно относиться к людям предпенсионного возраста. Это прекрасная находка.
Можно, например, при достижении предпенсионного возраста начать переучиваться на другую профессию.
И государство в этом поможет.
Предположим, если ты всю жизнь занимался макраме, то в 60 лет логично осваивать лесоповал, чтобы к 85-ти где-то в районе Иркутска стать успешным китайским лесопромышленником
. Такая неожиданная забота о стариках – или следствие полной неуверенности в молодежи, или хитрый ход для убыстрения вымирания, так как обычно, если мы что-то начинаем беречь, то это накрывается быстрее всего.

Мой ребенок Миша возил меня как-то к одному врачу в Германию. Доктор отказался смотреть московские бумажки, только спросил меня: «На что вы жалуетесь?» Я честно признался, что жалуюсь на 19 июля 1934 года.
85 лет – дата, конечно, внушительная, но возраст – это не величина цифры, а состояние духа
. У Бунина в повести «Деревня» есть щемящее определение:
«это был старозаветный мужик, ошалевший от долголетия».

Не стареют душой ветераны. А тело?
Может, кто-то помнит, что в наших аэропортах раньше были жуткие накопители: минут за сорок до отлета самолета пассажиров накопляли в каком-то предбаннике, в тесноте и духоте.
Дома ветеранов сцены – как накопители перед выходом на небеса.

Александр Кушнер когда-то заметил:
«Времена не выбирают,
В них живут и умирают».
Умирать стали очень дисциплинированно, с жизнью сложнее.

Лет двадцать подряд я отдыхаю на Валдае – тупо сижу с удочкой.
Саша Абдулов и Андрюша Макаревич на окраине Валдая построили дома.
Когда Абдулов при всей своей занятости вырывался туда, там стоял дым столбом.
Как-то звонит он мне полпервого ночи: «Дядя Шур, Андрюшка приехал, ребята собрались, давайте к нам».
Я начинаю кобениться: «Саша, уже ночь, я старый. В следующий раз обязательно». И не оторвал задницу, не поехал.
Сашку я больше не видел.
Когда куда-то зовут, надо сразу лететь, а то есть риск
больше никогда не увидеться.

Устраивали как-то вечер памяти Элика Рязанова в Концертном зале имени Чайковского.
Через три дня там же – вечер памяти Булата Окуджавы.
Не прошло и недели – презентация книги о Михаиле Козакове.
В Доме актера – вечер воспоминаний о Сереже Юрском.
И я везде выхожу на сцену – становлюсь единственным случайно дожившим и превращаюсь в атрибут ритуальных услуг.
Телеканалы, газеты, журналы бешеной скороговоркой соболезнуют родным, коллективу и Родине в связи с очередной значимой потерей.

Некогда пролить искреннюю слезу, слишком много действительно важных событий в мире, чтобы остановиться на единичной утрате. Даже минута молчания сегодня – условно-протокольный пункт вынужденной задержки бытия.
Погрустили коротко и побежали дальше
. Сейчас вынос тела совмещен с назначением на должность этого тела.

Но, если взглянуть на эту проблему без лишнего максимализма,
думаю, что некоторая «недовариваемость» скорби
оправдывается сегодняшним затовариванием погоста.

Несколько лет назад 13 – я посчитал – художественных руководителей московских театров находились в возрасте от 80 до 90 лет.
Великая дама советского и постсоветского времяпрепровождения
на этой Земле (пишу это с полной ответственностью)
Галина Борисовна Волчек сказала как-то на встрече с артистами,
что необходимо в силу возраста подыскать для наших кабинетов сиделок. Тем самым даже она признала наличие заболевания.

У меня когда-то была «Победа», которая за 22 года прошла, наверное, 850 тысяч километров. Живого места на ней не оставалось.
Но она продолжала верно служить.
А когда она, извиняясь, отказала в езде и я понял, что пришло время ее продавать, я призвал опытного друга-гаишника, который тогда руководил конторой по скручиванию километража со спидометров старых автомобилей.
Он без анестезии скрутил с моей ржавой подруги почти весь километраж, и я нахально продал ее как девственницу другому инспектору ГАИ, который выложил за нее какие-то символические деньги из сострадания и любви ко мне, даже не взглянув на спидометр, а лишь походя сказав, что подпольная контора по сматыванию километража – его дочернее предприятие.

Это автомобильное воспоминание возникло в связи со старостью худрукского корпуса.
Но, к сожалению, у худруков года не скрутишь."

Из книги "Опережая некролог"