✅ ОРОН-ВЕРНЫЙ. В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. У его...

✅ ОРОН-ВЕРНЫЙ. В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь. У его...

✅ ОРОН-ВЕРНЫЙ

В некотором царстве, в некотором государстве жил-был царь.
У его было три сына: Егор Храбрый, Федор Важный да Иван-
царевич.
Егор Храбрый вырос до возрасту, задумал невесту искать.
Поехал белый свет смотреть. Ехал-ехал, до лесу доехал. В том
лесу вётха избушка, берестой покрыта, дубом подперта. Постучал
царевич в избушку. Впустила его в избушку старая старушка.
А горница в избушке бархатом убрана, золотом шита.
Сидят на лавке две девицы, две голубицы, одна другой лучше.
Стал Егор Храбрый старшую девицу сватать. А бабка-Яга
и говорит:
— Та девица не худого роду, чтоб на пусто брюхо свататься.
Навалила на столы пряников, налила бражки медовой,
сусла пивного. Он наелся-напился, под стол свалился.
— Ох-ти мне, поганый пьяница, да по жениху и невеста.
Подняла Яга-баба Егора Храброго на одну ладонь, девицу-
голубицу за белы перышки, да в погреб и кинула.
Ну, долго ли и Федор Важный жениться захотел. Поехал
по свету жену выбирать. Ехал-ехал, в сад заехал. В том саду
стоит золотой дворец, серебром крыша крыта.
— По моему званию и домок.
Зашол Федор Важный в золотой дворец. Во дворце худа
комната рогожей крыта. На грязной лавке сидит девица — белая
голубица.
Федор Важный шапки не скинул, бабке не поклонился.
Бабка в углу стоит, говорит:
— В моем доме по пирогу честь.
Навалила на стол медовых пряников, понаставила браги
и пива. Федор наелся-напился, под стол свалился.
— Неучтивому пьянице и невеста така.
Взяла баба-Яга Федора на одну ладонь, девицу-голубицу
за белы перышки, в погреб кинула.
Вот вырос Иван-царевич до возрасту. Хочет он братьев
найти, невесту высмотреть. Отец-царь ему воли не дает.
Тут Иван-царевич запецалился. Ходит по городу, слезы
льет.
Увидала его бабушка-задворенка.
— Что, Иван-царевич, слезы льешь?
— Были у меня братья-царевичи, я хотел бы их отыскать,
а отець воли не дает.
— Вот, Иван-царевич, когда ты родился, тогда и конь родился.
Есть у царя худой погреб. За двенадцатью дверями, за
двенадцатью замками там конь стоит. Под передним углом богатырские
доспехи валяются. Ты на утро скажи отцу, будто сон
видал, а не сказывай, что я тебе дело открыла.
Ну, Иван-царевич спать повалился, утром встал, говорит:
— Государь мой, батюшка, я сегодня во сне чудеса видал.
Будто есть у тебя худой погреб. В том погребу двенадцать дверей,
за двенадцатью замками там конь стоит, вровень со мной
родился. Под передним углом богатырские доспехи валяются.
Это правда или сонный врак?
— Это, сын, тебе не сон снился, а кто-то тебе дело рассказал.
Ну, так делать нечего.
Пошол Иван-царевич к худому погребу. Взял замки
богатырской рукой. Сверху рвет, снизу конь двери ломает.
Проломали двери — конь выскочил. Положил Иван-
царевич на коня богатырскую ладонь, конь не шелохнется.
Поднял Иван-царевич худой погреб за передний угол. Вынул
мечь-кладенец, копьё-долгомерно, доспехи богатырские.
И поехал по свету братьев искать. Ехал-ехал, до избы
доехал. В темной горнице баба-Яга, сидит. Иван-царевич
коня привязал, копье долгомерно на земь кинул. (Все равно
никому не поднять.) Зашол в горницу, шапку снял, поклонился.
— Где, — говорит, — Яга-баба, мои братья?
— В моем дому попьют-поедят, потом вести спрашивают.
— Я в твоем дому не гость, а пришол ответа спрашивать.
А баба-Яга взяла стол поставила, пряников медовых наносила,
браги налила. Иван-царевич взял стол правой рукой,
в окно выбросил, бели выбил.
Яга-баба видит, что его хитростью не взять, схватила из
кошеля две змеи; побежала на Ивана-царевича. Змеи шипят,
огнем палят. Иван-царевич взял мечь-кладенец, один раз махнул
— змеям головы снял.
Схватил бабу-Ягу, давай правду пытать. Тут она и покаялась.
Он ей голову снес. Одним пальцем двери открыл.
— Живы ли, братья мои, да девицы-голубицы?
— Живы, Иван-царевич. На ладон дышем.
Вышли тут царевичи, да девицы-голубицы. Худые, да
бледные, у голубиц перышки повылезли. Пали девицы Ивану-
царевичу в ноги:
— Мы тебе, Иван-царевич, не однако отслужим.
Ну Иван-царевич говорит:
— Который которую сватал, за себя бери, к отцу вези.
А я поеду себе суженную добывать.
И поехал. Ехал-ехал, до поля доехал. В том поле стоит ви-
силица. Ведут богатыря на смерть вешать. Тут Иван-царевич
подъехал:
— За что, товарищи, богатыря вешать ладите?
— А за то вешать ладим, что богатырь царску дочь обно-
силил.
— Этим море не погано, если хорошая девушка, так и я вза-
муж возьму. А богатыря отпустить должны, если с царской
кровью встретился.
Ну они подумали и отпустили богатыря. Богатырь пал
Ивану-царевичу в ноги:
— Буду тебе Орон-Верный по самую смерть.
Поехал Иван-царевич к царю, посмотрел на царскую дочь:
— Хороша девушка, да не краше девиц-голубиц. Поеду по
белу свету поежжу, если краше не найду, то взамуж возьму.
И поехал он по белу свету. Ехал-ехал, пять лет проехал,
десять царств видел, а нигде краше девиц-голубиц да царской
дочери не видывал.
Ну, думает, к тому царю вертаться, тую девушку брать.
Заехал он в чисто поле, стоит шатер шелковый, ковром
крытый. Богатырский конь кругом ходит — траву кушает.
Иван-царевич слез с коня, его не привязывает:
— Если конь с конем дружны будут, то и богатырь с богатырем
дружны будут.
Конь коня о бок трет, одну травинку хрупает. Иван-царевич
пошол в шатер, да и лег коло богатыря спать. Иван-царевич
храпит — словно орел летит, богатырь храпит, как гром гремит.
Серечь ночи пробудился богатырь — видит чужой человек
лежит. Хотел его сколоть, да и думает:
— Что я сколю сонного, словно мертвого, пусть к свету
проснется, будет мне с кем силой мериться.
Вот Иван-царевич к утру-свету проснулся — видит около
богатырь лежит, тот самый — Орон-Верный.
— Здраствуй, Орон-Верный.
— Здраствуй, Иван-царевич, а я чуть тебя сонного не
сколол.
— Куда путь держишь, Орон-Верный?
— Я тут пять лет сижу, стерегу красавицу Марфу Прекрасную
— Золотую Грудь.
— А што Марфа Прекрасная краше девиц-голубиц?
— Марфа Прекрасная что красно солнышко, а девицы-
голубицы, что черная головня.
Загорелось сердце у Ивана-царевича на Марфу Прекрасную.—
Нельзя ли, брат-Орон, ее высмотреть.
— Вот в сегодняшний день она выйдет в сад купаться.
Марфа Прекрасная — Золотая Грудь, она вышла в сад
погулять. Иван-царевич стал на коня ногами да через стену
смотрит. Марфа Прекрасная стала разоболокаться, мамки да
няньки глаза закрыли, ослепнуть боятся. Иван-царевич глаза
рукой прикрыл. Стала Марфа Прекрасная в саду, как красное
солнышко. Золотая грудь как звездочка. Закипело сердце
у Иван-царевича, дал коню шпоры, перескочил через стену,
ухватил Марфу Прекрасную и прочь поскакал. Тут забила тревога,
закричали мамки да няньки, зазвенели ружья да сабли.
Полетела за Иваном-царевичем догоня. Налетел Кощей Бессмертный,
ему голову срубил, коня убил и Марфу Прекрасную
во дворец унес.
Ходили в поле быки да коровы. Орон-Верный быка убил,
с него кожу снял, сам в кожу залез. Прилетели вороны с вороненком,
стали кожу клевать. Орон-Верный ухватил вороненка.
Ворона кричит:
— Мил человек, отдай мне вороненочка!
— Принеси мне живой и мертвой воды, так отдам, а нет, так
голову скручу.
Налетело тут воронья несметное множество. Покричали,
поурчали, принесли мертвой и живой воды. Орон взял
вороненка раздернул, спрыснул мертвой водой — стал вороненок
цел, спрыснул живой водой — полетел вороненок
в поднебесье.
— Верно, — говорит, — тут нет обмана.
Спрыснул Иван-царевича мертвой водой — голова приросла.
Спрыснул живой водой — стал Иван-царевич, отряхнулся:
— Фу-фу-фу, русский дух долго спал, да скоро на ножки
встал.—
Кабы не я, дак и век бы проспал.
— А кабы не я — ты давно на висилице висел.
Ну, надо Иван-царевичу коня. Вспрыснул его мертвой
и живой водой. Конь встал, отряхнулся.
Тут они окрестились родными братьями и поехали искать
Марфу Прекрасную — Золотую Грудь.
Вот, доехали они до болота. В болоте стоит каменный дом.
Они пошли по болоту ползунком да катком, а дом стоит не
вязнется. У окошка Марфа Прекрасная сидит. Кощея с Руси
ждет.
— Налетит Кощей Бессмертный, он вас съест.
Она взяла Орона мушкой обернула, а Ивана-царевича
в сундук запрятала.
— Ты спроси его, Марфа Прекрасная, в чем его смерть находится.
Вдруг гром гремит, град идет, Кощей Бессмертный летит.
Прилетел, на лавку сел:
— Фу-фу-фу, что-то в горнице русским духом пахнет.
— Летела с Руси сытая птица, уронила коску в трубу, из
печи пахнет.
Марфа Прекрасная его напоила, накормила, спать повалила,
стала в голове вшей искать. И стала спрашивать:
— Что, Кощей, где твоя смерть находится?
— А вон в голике под порогом.
Она вскочила:
— Надо голик в ящик спрятать.
— Глупая баба, кто это смерть в голике бросит — моя смерть
на печи в коробке лежит.
Она вскочила:
— Надо коробок в сундук спрятать.
— Глупа баба, зря волосья дергать, кто смерть в коробке
бросит? Моя смерть далеко лежит. Есть в море остров Буян,
в острове погреб, в погребе ящик, в ящике заяц, в зайце яйцо —
в том яйце моя смерть лежит.
А Иван-царевич все слышет. Ну как он про смерть сказал,
Марфа Прекрасная и говорит:
— Ты бы, миленький, на Русь слетал, да принес бы мне русскую
кухарку. Нембгу я от вашей пищи.
Он собрался и полетел. А Иван-царевич и Орон-Верный
отправились Кощея смерть искать.
Приехали к морю, дубья наломали, плоты связали, по волнам
покатили. Стала поперек волны щука-рыба. Иван-царевич
хотел ее стрелить, Орон говорит:
— Не стреляй, Иван-царевич, щука-рыба нам сгодится.
Налетели на Остров, пошли в гору. На дубе кречет сидит,
вороненка ест. Хотел Иван-царевич его стрелить, а Орон-
Верный говорит:
— Не стреляй, кречет нам сгодится.
Добрались до погреба. Стоят на погребе четыре дуба. Орон-
Верный рвет дуб с ветками. Иван-царевич — с комелем. Вытащили
ящик. Выпал из ящика заяц, побежал по горе — и ружье
не возьмет. Налетел тут кречет, пал на зайца. Выпало из зайца
яйцо. Взял Иван-царевич яйцо, в платок завернул. Сели на
плот — поехали. Набежала волна, Иван-царевич покачнулся,
яйцо в воду сронил. Стали на берегу печалиться. Выскочила
щука-рыба, яйцо подала.
Ну, поехали. До болота доехали, а Кощей Бессмертный
у смерти лежит. Взял Иван-царевич, яйцо разломил — Кощей
и помер. Забрали они золото и Марфу Прекрасную — Золотую
Грудь. Марфа Прекрасная говорит:
— Надо этот дом огнем спалить.
Запалили они дом и полезло оттуда гнусу разного. Они
этот гнус в огонь заметали. И поехали в свое царство.
А туда Яга-баба пришла, все царство разорила, отца с матерью
в темницу кинула, глаза выкопала. А сама как мать превратилась.
И заповёт дала, кто из людей Ивану-царевичу расскажет,
тот камнем станет.
Вот подъежжают они к своему царству. Тут ночь пала, они
шатер раскинули и спать полегли. Иван-царевич с Марфой
Прекрасной крепко спят, а Орон-Верный глаз не смыкает.
Прилетели на шатер девицы-голубицы. Федора да Егора жон-
ки. Лапками перебирают, слезы утирают:
— Ах, Иван-царевич, едешь ты не к матери, а к Яге-бабе,
твоя мать, отец, родные братья в темнице сидят — глаза выкопаны.
Яга-баба тебе подарочек направила — перву чашу с ядом
изготовила.
На утро встает Орон невеселый. Иван-царевич говорит:
— Что ты невеселый ходишь? Или тебе невесты жалко, так
ты спи одну ночь, а я другую.
— Не надо мне твоей невесты, а если будут тебе подарки
давать, так ты мне отсули.
— Пускай тебе, — говорит.
Опять ночь ночевали. Налетели девицы-голубицы, ножками
перебирают, слезы утирают:
— Эх, Иван-царевич, направила тебе Яга-баба второй подарочек,
вороной конь. То не конь, а змей, он тебя розорвет.
Орон-Верный на утро встает невеселый:
— Что, Иван-царевич, отсули мне второй подарочек. Я тебя
от смерти спас.
— Пусть тебе, — говорит.
На третью ночь прилетели девицы-голубицы, еле крылышки
держат.
— Ах, Иван-царевич, назад вертайся, направила тебе Яга-
баба подарочек: золотую карету, жемчугом убрану, как сядешь,
так тебя и сплюснет. А сказать никто не смеет; кто скажет, тот
камнем встанет.
Утром Орон-Верный говорит:
— Иван-царевич, отсули мне еще подарочек, я тебе невесту
добыл.
— Ну, пусть тебе — говорит.
Ну, приехали они в город, баба-Яга вместо матери целуется,
обнимается. Налила Ивану-царевичу чару сладким вином:
— Выпей, сыночек, на радости.
Иван-царевич только хлебнуть хотел, а Орон говорит:
— Ты ведь мне отсулил.
— И правда, царско слово не воротится — Орон вино под
лавку, а чару в карман, вино под лавкой половицу выело.
А баба-Яга и говорит:
— Ты что ж это слуге да подарки даешь матери?
Ну, привели Ивану-царевичу вороного коня. Конь — что
чудо, золотая грива.
— Ну, — говорит, — сынок, вот тебе конь направлен. Иван-
царевич любует коня, а Орон говорит:
— Ты мне отсулил.
Поднял палицу пятьдесят пудов и давай коня шелучить,
убил до-смерти. Ивану-царевичу коня жаль, а помалкивает.
А баба-Яга говорит:
— Что ты, сынок, надо мной издевку строишь, все матерни-
ны подарки слуге отдаешь?
Ну, подъехала карета золоченая, жемчугом шита, шелком
крыта.
— Ну, садись, сынок, под венец ехать.
Иван-царевич только ступил, а Орон подскочил:
—Ты ведь мне отсулил.
Ивану-царевичу кареты жаль.
— Эх, какой ненасытный.
А Орон давай карету бить-ломать — в щепы разнес.
Баба-Яга ярится. Его погубить хочет. Вот вечером их спать
повалила. А Орон-Верный караулить стал. Середь ночи идет
Яга-баба, две змеи несет. Орон-Верный меч схватил, змеям головы
снес. А Яга-баба и закричала:
— Ой, Иван-царевич, обносилил слуга твою родную матушку!
Иван-царевич разгорячился:
— Ах ты такой-сякой, я тебя от висилицы спас, я тебе и голову
снесу.
— Постой, названный братец, дай слово сказать.
А Яга-баба кричит:
— Не надо ему слово говорить, он над матерью твоей изгалялся.
— Нет, уж был он мне крестным братом — пусть перед
смертью слово скажет.
— Это Иван-царевич не твоя мать, а Яга-баба...
Сказал Орон-Верный, по колени камнем стал.
— ... Твои родители и рбдны братья в темнице сидят и глаза
выкопаны...
А Орон-Верный уж по грудь камнем стал:
— ...Хотел я, Иван-царевич, и тебя спасти, и сам жив остаться,
да ты слугу верного, брата крестного, вешать повел.
Только он сказал и стал серым камнем. Тут Иван-царевич
схватил бабу-Ягу богатырской рукой — пополам разорвал.
Ну, пошли они в темницу, вывели отца с матерью, родных
братьев, девиц-голубиц. А у отца с матерью глаза выкопаны.
Взял Иван-царевич живой воды и оживил им глаза. А Орона-
Верного ни живая, ни мертвая вода не берет. Ну Иван-царевич
плачет-рыдает:
— Сгубил я брата названного Орона-Верного.
Взял он этот серый камешбк и в свою спальну у изголовья
поставил. Ну и зажили. Год живут. А Иван-царевич все по
Орону скучает. И два живут. Вот ему Марфа Прекрасная сына
родила. У парничка золотые волосы, по ресницкам жемчужинки,
иод затылком светёл месяц. А Иван-царевич все скучный.
Вот ему раз сон снится. Открыл Орон-Верный каменные уста
и говорит:
— Если меня крестный брат, Иван-царевич, спасти хочет,
то зарежь сына и помажь мне рот.
Иван-царевич как выстал, дождался, чтоб Марфа Прекрасная
в сад гулять пошла, да взял сыночка своего зарезал. Сам
плачет, а сам кровь в ковш собирает. Собрал кровь да ю помазал
рот серому камню — Орону-Верному. Тут камень и ожил.
Потянулся Орон-Верный и говорит:
— Долго я спал, да скоро встал.
— Эх, Орон-Верный, кабы не я, так и вовсе не встал.
Глянул Орон-Верный — лежит сын Ивана-царевича, горло
перерезано. Взял тогда Орон-Верный мертвой воды —
горло срослось. Взял живой воды — ребенок ожил. Тут Иван-
царевич стал его миловать. И с