✅ ПОЛЕТ ЖАР ПТИЦЫ. В данной книге с помощью увлекательного сюжета и возвышенной...

✅ ПОЛЕТ ЖАР ПТИЦЫ
В данной книге с помощью увлекательного сюжета и возвышенной художественной формы Вы познакомитесь с Древней Ведической Мудростью наших Пращуров, живших в дохристианской Руси.

Траян Велимудрый!
Дозволь мне Златою Тропою пройти.
Траян Кругомсущий, открой мне во Время Пути.
Прошу, сохрани и веди сквозь Мира во плоти.
Мне надо любимого братца найти...
Он соколом ясным в далёкую высь улетел,
Не ведаю я, где во Сварге полёта предел.
Возьму тяжкий посох, твоею Тропою пойду,
За тридевять царств я любимого брата найду.
Мне б только взглянуть, в его ясны глаза,
Мне только бы знать, что минула гроза...
И если отпустит, уйду навсегда,
Не зная, что делать с любовью тогда...
Траян Всемогущий!
Стою я у врат... Пропусти...
Ты ведаешь всё. Путь к нему освяти...
Прецессия (латинское: иду впереди) — это движение твёрдого тела, имеющего не-подвижную точку, которое слагается из вращения с угловой скоростью вокруг оси. На-ряду с прецессией тело совершает также нутацион¬ное движение, при котором проис-ходит изменение угла нутации. Пример прецессии — движение волчка, гиро¬скопа.
В астрономии прецессия - медленное движение оси вращения Земли по круговому конусу, ось которого перпендикулярна к эклиптике или медленное движе¬ние оси мира по круговому конусу, ось которого пер¬пендикулярна к эклиптике. Период полного оборота ~ 26 000 лет.
Солнечно-лунная прецессия — нутация (латинское: колебание), возникающая вследствие непрерывного воздействия Солнца и Луны относительно Земли.
Для тех, кому всё ещё не понятно.
Нутация у растений - вращательное движение вер¬хушек растущих органов, наиболее четко выраженное у вьющихся растений. Нутация относится к ростовым движениям и обусловлена неравномерным ростом раз¬личных частей органов растений.
Для тех, кому всё ещё не понятно.
Чертог Вепря
Когда возникло в сознании это слово: прецессия, откуда оно взя¬лось и что обозначает? Около двух недель назад. Тогда я открыла «БСЭ» и, прочитав статью, глубоко задумалась. Ещё бы. То, что происходило вокруг меня и непосредственно мною ощущалось, называлось именно этим словом.
Мне, вдруг стало неуютно на работе. Мои коллеги и друзья, с которыми я проработала много лет, вдруг, дружно стали указывать мне на дверь. Более того, эти милые люди заботились о том, чтобы у меня не было работы, соответственно, не было и денег. Времени у меня было предостаточно, и, наблюдая за их поведением, а другого мне ничего не оставалось делать, я убедилась в том, что 37-ой год никуда не ушёл. Он всегда с нами, легко устраивается и что харак¬терно, с радостью исполняется всеми, кто участвует в травле.
— Дети Солнца не нуждаются, ни в работе, ни в деньгах, - сказа¬ла я своим коллегам.
Процесс вырывания с корнями происходил масштабный и скоро¬течный.
Кадровичка, окружённая экстрасенсорной поддержкой, оценива¬ла людей исключи-тельно по энергетической силе. Хорошо, когда ты не знаешь, с кем имеешь дело. К моему великому сожалению, я прекрасно знала, что скрывается за громкими фразами, произноси¬мыми с пафосом о родном предприятии. Деньги, Деньги, ещё раз Деньги - один из главных источников подкормки вурдалаков.
И я пошла со своей любимой работы с прицепом угроз и оскорб¬лений. Хоть я разом и оборвала все прежние привязки, но фантом¬ные ощущения всё ещё тянули вниз.
Процесс прецессии был завершён удачно. И это единственное, что радовало. А так... Одинокая женщина лицом к лицу с суровой реальностью жизни.
Так я и плыла тихо-тихо в теплом майском воздухе, углубив¬шись в себя, не замечая ничего вокруг, потому что никто не мог мне ни помочь, ни поддержать в этот миг.
Когда-то Новоизмайловский проспект был совершенно другого вида. На нём росли редких видов старые деревья, большие, велича¬вые, необыкновенно красивые, они думали, что устроились здесь на века. Но несчастье произошло в одночасье. Пришла великая пре¬цессия и на их зелёные кроны. По городу Санкт-Петербургу про¬шёл жестокий Великан. В своей ярости он не пожалел ничего, что повстречал на своём пути. Он срывал рекламы, крыши, переворачи¬вал машины. А деревья он с особой тщательностью выкручивал и раскладывал в строгом порядке, создавая какой-то узор, видный только ему.
Вывернутые с корнем, они лежали безпомощные, ещё живые и, понимая, что умирают, кричали, прощаясь друг с другом и с этим миром.
Люди посадили на их месте новые липки и те, понятия не имев¬шие о великой прецессии, стали новыми хозяевами проспекта, даже не задумываясь о судьбе старых деревьев.
И так, я тихо плыла в тёплом майском воздухе. На одной из ска¬меечек сидел дед-пенсионер. Он крошил хлеб голубям и воробьям, и те дружно клевали корм. Всё новые и новые птицы слетались на хлебный пир.
Я доплыла до скамейки, решила присесть и посмотреть на это приятное моему глазу и сердцу действо. Дед крошил и крошил хлеб, молча подкидывая его птицам. Голуби, умело пользуясь мас¬сой тела, отпихивали воробьев и умыкали у них самые лакомые кусочки. Но воробьи, юркие и проворные, все равно обманывали их и успевали утащить у неповоротливых соседей положенные им куски.
- Вот так...— произнёс Дед.
- Да ... - поддержала я нашу оживлённую беседу и снова погрузилась в свои печаль-ные мысли.
- Тяжко тебе...— не то спросил, не то констатировал факт Дед, подкидывая новую порцию хлеба птичкам.
Я отвернулась, не желая больше вступать в разговоры неизвест¬но с кем. Лучше всего было бы встать и уйти, но идти дальше сил не было. Да и не хотелось. Я пришла. Мне хотелось сидеть вот так, среди птиц, и созерцать безконечно, как Дед подбрасывает им хлеб.
-Вот смотри, - не унимался Дед, — птица птице рознь. Вон, гляди, ворона прилетела, все остальные врассыпную кинулись. Теперь, пока она не насытится, никто уж смело не подойдёт к корму, разве что украдкой.
- Да, - подтвердила я, не выходя из своего укрытия, скорее из вежливости, чем из понимания того, о чём говорил дед.
- А вот посмотри на людей. То же самое ... Клюют все. И поведение такое же, как в птичьей стае...
Мы помолчали. Дед задумчиво смотрел на птиц. Я, собравшись с силами, встала со скамейки, чтобы идти дальше. Хороший дед, только что мне в его разговорах и философии.
-Конечно, милая, Жар-птица особая птица. Она ни в чём не нуждается. Ни в деньгах, ни в работе... — бросил мне вслед Дед.
Я обернулась и пристально посмотрела на собеседника. Инте¬ресно, откуда он мог знать мои мысли и проблемы?
-Да... Но только простите, я говорю: Дети Солнца в деньгах не нуждаются, - гордо вскинув голову и расправив плечи, - поправила его я.
-И это во всех смыслах не нуждаются: они, и не нуждаются, и не нуждаются, — засмеялся Дед. — Попалась, голубушка!
Лёд растаял, я улыбнулась и снова села на скамейку. Дед протянул мне хлеб.
— На, — сказал он, - покорми живность.
Я отломила кусок хлеба. Как изумительно он пах! И полевыми цветами июня и жарким Солнцем июльского полудня и дождями августа и жаром печи... Не удержавшись, я положила кусочек хлеба в рот и съела его.
-Я птиц тут кормлю, - засмеялся старик, внимательно за мной наблюдавший, - вот и угадай здесь, какая особь к тебе кормиться нонеча прилетит. Видишь, что творится: Жар-птицы так и порхают по городу, с руки корм клюют! А, ведь по сути своей, редчайшее явление в Природе! Все больше курицы встречаются.
Не могу ничем объяснить дальнейшее свое поведение. Я встала во весь рост, ухватила свой платок за углы, и раскинула руки. Взглядом, полным осознания своего собственного достоинства я посмотрела вокруг и произнесла следующую речь:
- Да, мы — Жар-птицы! Стаями не летаем, с чужой руки не кор¬мимся, не приручаемся. В ценностях мира сего не нуждаемся. Лю¬бим всё, что горит, блестит и сияет. Нас это завораживает. Учти Дед, если уж стал водиться с Жар-птицей, то не путай её с обыкновенной курицей. Сажать её в курятник к курам не рекомендуется - породу и у тех и у других испортишь. Куры, они птицы обстоятельные, про¬стые, завидовать начнут, или ещё хуже, подражать неземной соседке, да, в конце концов, просто не оценят с кем рядом сидят. А Жар-птице, ей всё равно, что куры, что не куры рядом, она са¬модостаточна, но ей воля нужна, полёт, простор. Ничего не имею против курицы, но у Жар-птицы предназначение другое, нежели у курицы. Жар-птица это - берегиня, жар Солнца, энергия звёзд, ис¬полнение желаний и мечты.
- Ишь ты, запела, - изумился Дед. Садись-ка ты ко мне на руку, Золотая моя птица.
С этими словами он протянул мне сложенные вместе указатель¬ный и средний пальцы, и я, обернувшись в сияющий яркий шар цвета кармина, вспорхнула на них. Где-то далеко-далеко остались мои прежние заботы, так тянувшие меня вниз. Мне, вдруг стало легко и уютно...
Чертог Щуки.
За окном дождь - он стучит и стучит крупными каплями в стек¬ло. Капли жемчужи-нами замирают на доли мгновения на листьях, а потом срываются на землю. Но это творится снаружи. У нас же, внутри дедова домика - священнодействие: обряд чаепития.
Дед бегает с горячим чайником, не доверяя никому заварить чай, шлепает домашними тапками, звенит чашками и ложками. При этом он внимательно слушает меня, свою гостью. Я же молчу. И по моему молчанию, как книгу, Дед читает меня. Сейчас, он прервет молчание и задаст свой любимый вопрос: «Над чем трудишься?».
Я начну говорить, а он будет снова слушать меня. О, как он слушает! Он слушает не так как все. Дед слышит нечто иное в щебете, которое доносится до его сознания, у других это не получа¬ется. Он делает выводы, которые никто никогда не сделает. Дед со¬вершает открытия, которые никто не сделает, даже, если они будут сверх-развитыми. Это всё потому что, обладая выходом к неограни¬ченному объёму знаний, и слушая собеседника, он невольно стано¬вится посредником между мирами. Тогда как другие слушают тебя, для того, чтобы извлечь информацию или для того, что бы поучить тебя (даже с добрыми намерениями), но всего лишь, исходя из объ¬ема личного опыта.
- Смотри, какой я тебе заварю сегодня взвар. - С этими словами Дед кидает в мою чашку небольшой шар. Шар начинает разворачиваться и превращается в голубой цветок, из этого цветка вылетают ещё несколько, уже красных лотосоподобных цветочков и, наконец, поверх всего этого выплывают белые лепестки. Всё это начинает источать тончайший, необыкновенный аромат.
- Над чем трудишься, - наконец я слышу его любимый вопрос.
- Над многим и сразу, - отвечаю я. - Но, в общем, над построением поиска в системе неопределённости. Я думаю о том, как человек ищет и находит. Как человек пишет, и как он находит свою тему, себе созвучную. Как человек находит людей и друзей, любимых, тоже себе созвучных. Из этого немногого я знаю, только одно: писать можно, только, тогда, когда плавишься от любви. Только в любви рождаются самые яркие, самые талантливые и самые сладкие дети. А вот темы, они настолько самостоятельны, что даже не знаешь следующее слово, которое ляжет на бумагу.
- И всё равно, темы, кто-то, да подкидывает, - задумчиво произносит Дед.
- Безусловно. Вот, хочешь, я расскажу тебе сказку? Я буду читать её тебе прямо из воздуха. Тема будет плыть, как аромат твоего взвара, я буду первым её читателем, а ты первым слушателем!
— С радостью послушаю тебя, но ароматы, как и темы всё равно источает что-то или нечто, - Дед поднял свой бокал со взваром из цветов и отхлебнул из него.
И поплыла тема...
В незапамятные времена, когда ночное небо цвета лаванды смотрело на нас иным узором звёзд и лун, жили на Земле-Матушке необыкновенные люди. Их знания о Земле, о Небе, о звёздах и Солнце, отличались от наших нынешних. Надо тебе по секрету ска¬зать, что стародавние времена, они далеко и не убегали от нас, они и сейчас рядом, только сделай шаг, но для нашего сознания этот шаг кажется огромной пропастью в веках.
Проще говоря, рядом с нашим миром так и существует прежний мир, соответствующий другим ценностям и понятиям. И мы на¬столько рядом всегда, что они читают нас, а мы читаем их. Попасть туда, за перегородку веков, слишком легко. Стоит, лишь совпасть тональностью света или звучания с тем миром и ты совершишь свой переход.
У Вышнего Учителя было два ученика. Оба были умны и краси¬вы. Один был с богатым творческим началом и другой был под-стать ему... И творили они очень интересно.
Если ты рисуешь или пишешь на бумаге - ты всё равно, как бы не трудился над образом, рисуешь и пишешь на бумаге. Ученики же Вышнего, когда произносили слово, то оно обретало живой образ, а когда они рисовали, их рисунки становились живыми деревьями, озёрами, морями, горами, животными, людьми. Нами: тобой и мной. Нашим Миром.
Творчество Ладомира не имело умствований и желаний в своей основе и отражало, лишь, его безконечное озарение. Неустой чер¬пал своё вдохновение прежде всего в духе соперничества. Его больше занимала оценочная сторона творчества, а после этого оно уже преломлялось его внутренним миром. Поэтому, всё, что тво¬рил Ладомиръ, тщательно, ревностно просматривалось Неустоем и оценивалось его мерками. И, хоть и давал им Вышний Учитель для творчества одинаковые исходные материалы, результаты твор¬чества учеников давали разные плоды.
Как-то Ладомиръ заглянул в себя и увидел целый океан, а в нём луч Солнца, который сквозь толщу воды уходил далеко вглубь, освещая путь большой белой рыбине.
По этому морю-океану плыл корабль, а на нём был молодой ви¬тязь - Златоросъ, знатного, славного сословия1. (Сословие - люди общего им занятия, одних прав; звание, состоянье, разряд, каста. Сословие селян, мещан, купцов, дворян. Сословие ремес¬ленников, столяров, сапожников и портных.) Он смотрел на воду, на тот луч Солнца, видел белорыбицу и думал о Всевышнем, что сотворил всё это в милости своей.
Был на пальце у молодого витязя перстень с его печатью личной, да соскользнул он, вдруг, с пальца и в воду упал. Белорыбица, не долго думая, схватила поживу, да нырнула поглубже в воду. Долго ли, коротко ли странствовал Златоросъ, но попал он как-то в один град белокаменный, что стоял на крутом берегу. Воевода (Воевода - в старину градоначальник) этого града, Борей, дорогих гостей к себе зовёт. Ведут их в палаты, да за столы, полные яств приглашают. Угощает их воевода, потчует, здравицы, величальные песни в их честь, да во славу звучат. И го¬ворит Борей витязю:
-Поймали тут люди огромную белорыбицу, разрезали её, а внутри неё нашли перстень с печатью. Тот перстень - необыкновенный - он чудеса творит: больных исцеляет, горе-беду прогоняет, судьбы правит. С этими словами он показывает необыкновенный перстень молодому гостю.
Глянул Златоросъ на диковину, да и говорит:
- Что же в нём особенного, в этом кольце, если я его с собственной руки некоторое время назад в море обронил. И ничем особенным оно в тот момент не отличалось. Вот и печать моего Рода есть и имя моё. Знаю я, этот перстень, ничего в нём особенного нет, не волшебный он.
- А ты поверь! - говорит воевода Борей.
Надел Златоросъ свой перстень на палец, да задумался, что же это означает такой случай. В это время Воеводе докладывают, что его желает видеть воеводична (Воеводична - дочь воеводы, воеводич - сын воеводы) Росинка, надобно ей лично совета батюшкина спросить. А надо сказать, что дочь у него была очень хороша собой и умна. Умна настолько, что всегда находила новый довод для того, чтобы отказаться от очередного жениха, сватавше¬гося к ней. Старый Воевода только диву давался, как ловко Росинка объясняла ему, почему очередной жених ей не пара. Сердцем он всё понимал, что правду изрекают её уста, но умом было не понять, как это его кровиночка судьбу свою найти не может.
И вот впорхнула в трапезную красна-девица. Впорхнула, и весь её мир безграничный с ней впорхнул. Поприветствовала она гостей и к отцу поспешила. Витязь замер, смотрит, глаз не отрывая, слова вымолвить не может. Сердцем, всем своим сознанием, чувствует и понимает, что любовь свою и судьбу нашёл. Весь мир его остано¬вился и замкнулся на Росинке. Только видит он, что девица даже не взглянула на него. С отцом рядом присела, о чём-то о своём с ним скорый разговор повела. Встала, поклонилась гостям честным и удалилась.
Закручинился витязь, запечалился. Задумался... Борей взглянул на гостя, да и говорит:
-Что же ты, Златоросъ, так вдруг, опечалился, или что не так я сделал?
Отвечает ему витязь:
-Я держал в руках твое волшебное кольцо и чт